Орсон Кард - Говорящий от имени мертвых (Голос тех, кого нет)
Он прислонил правую руку к индикатору опознания и протянул левую, чтобы открыть калитку. На какую-то долю секунды он не понял, что произошло. Затем его руку обожгло как огнем, как будто ее отрубили. Он закричал и отдернул руки от калитки. Еще никогда с момента установки изгороди индикаторная коробка не раскалялась от руки зенадора.
– Махрос Владимир Рибейра фон Хессе, ваш проход через калитку запрещен приказом Комитета Эвакуации Луситании.
Еще никогда калитка не говорила с людьми. Прошло какое-то время, прежде чем до Майро дошел смысл слов.
– Вы и Аунда Кванхетта Фигейро Макамби должны предстать перед Полномочным представителем Полиции Фармой Ламой Мария де Боску, которая арестует вас от имени Конгресса Межзвездных Путей и отправит вас в тюрьму Трондейма.
На секунду он забыл о боли, он ослеп и оглох. Они знали об этом. Они ждали этого каждую ночь. Все кончено. Потерять Аунду, потерять свиноподобных, работу, дом. Арестованы. Трондейм. Туда, откуда прибыл Говорящий, двадцать два года. Все останется навсегда в прошлом, все, кроме Аунды, а она стала моей сестрой.
Он снова протянул руку к калитке, и снова невыносимая боль пронзила его руку. Боль постепенно растекалась по всей руке. Вся ее плоть горела огнем. Я не могу исчезнуть прямо сейчас. Они закрыли калитку для всех.
Никто не пройдет в лес, никто не предупредит свиноподобных о том, что случилось. Свиноподобные будут ждать, но никто не придет к ним. Ни я, ни Аунда, ни Говорящий, никто.
Комитет Эвакуации! Они эвакуируют нас и уничтожат все следы нашего пребывания. Так сказано в законах. Что они заметили? Как они обнаружили?
Может, Говорящий рассказал им? Он такой поборник правды. Я должен объяснить свиноподобным, почему мы больше не придем. Я должен рассказать им.
Свинья всегда сопровождала их, следила за ними, пока они не покидали лес. Наблюдает ли кто-нибудь из свиней за ними сейчас? Майро помахал рукой. Хотя было уже довольно темно. Они вряд ли заметят его. А возможно, они увидят, ведь никто не исследовал, как видят свиноподобные ночью. Но увидят они его или нет, они не придут. А скоро будет слишком поздно. Если фрамлинги следят за калиткой, то они уже оповестили Боскуинху, тогда она, возможно, уже в пути. Она вряд ли горит желанием арестовать его, но это ее обязанность, бесполезно спорить с ней, принесет это пользу людям и свиноподобным или нет. Так же, как и те, настаивающие на глупой изоляции, она вряд ли пойдет на противоречие закону. Она всегда поступала так, как говорила. Он должен сдаться, бесполезно сопротивляться, разве можно где-нибудь спрятаться внутри изгороди, пристроиться к стаду кабр? Но прежде чем прятаться, он должен предупредить свиноподобных, рассказать им все.
Он шел вдоль изгороди, уходя от калитки, шел к пустырю, где никто не живет и вряд ли будет слышен его голос. На ходу он звал. Не словом, высоким щелкающим звуком, таким криком они с Аундой привлекали внимание друг друга, когда находились среди свиноподобных. Они услышат его, они услышат его и придут к нему, ведь он сам не может пройти в калитку.
Кто-нибудь, Хьюман, Мандачува, Лиф-итер, Эрроу, Капс, Кэлендер услышьте меня, подойдите, дайте мне возможность рассказать, что случилось.
***
Квим жалко съежился на кончике стула в резиденции епископа.
– Естевайо, – спокойно произнес Епископ, – через несколько минут я хочу поговорить с тобой.
– Не о чем говорить, – сказал Квим, – вы предостерегали нас, но это случилось. Он – дьявол.
– Естевайо, поговорим пару минут, а затем ты отправишься домой спать.
– Я никуда не пойду отсюда.
– Учитель сидел за одним столом и с более злостными грешниками, чем твоя мать, и прощал их. Разве ты лучше его?
– Ни одна из прелюбодеек, которых он прощал, не была его матерью.
– Ни одна из матерей не может стать Пресвятой Девой.
– Вы тоже заодно с ним? Разве Церковь должна поощрять подобных Говорящих от имени Мертвых? Стоит ли тогда отпевать и оплакивать наших мертвых в соборе, оставлять их там для общения с Господом, прежде чем положить из в землю?
Шепотом:
– Я твой епископ, Естевайо, викарий Христа на этой планете, и ты должен говорить со мной с почтением, тем более находясь в моей резиденции.
Квим замолчал, не в силах произнести слово о гневе.
– Я думаю, было бы лучше, если Говорящий не выносил бы подобные истории на суд общественности. Некоторые вещи лучше узнавать один на один, спокойно. Поэтому священники, выступая перед аудиторией, не доводят ее до шока. Поэтому мы исповедуем вас, не выставляем ваши грехи на суд всего народа. Но будь справедлив, Естевайо, Говорящий может произносить речь, но все его истории – чистая правда. Ты понял?
– Да.
– Теперь, Естевайо, давай подумаем вместе. До сегодняшнего дня ты любил свою мать?
– Да.
– Но эта же мать, которую ты любил, уже вкусила грех прелюбодейства.
– Десятки тысяч раз.
– Не думаю, что она так ненасытна. Но ты говорил, что любил ее, хотя она уже была прелюбодейкой, нарушила клятву брака. Разве она изменилась сейчас? Разве появилась разница между той вчерашней и сегодняшней? А может это ты изменился?
– Та, которой она была вчера, лишь живая маска.
– Может потому что она стыдилась рассказать детям о своем прелюбодействе. Она просто обязана была играть вам, пока заботилась о вас, учила вас, растила вас…
– Она не воспитывала нас в полном смысле слова.
– Если бы она пришла на исповедь и получила отпущение грехов, она могла бы вообще не говорить о своем прелюбодействе. Ты бы умер, так ничего и не узнав. Это не было бы ложью, так как грехи были бы прощены, она не была бы больше прелюбодейкой. Прими же правду, Естевайо: Ты зол не на грехи. Ты зол, потому что постеснялся встать перед всеми и защитить ее.
– Вы смотрите на меня, как на глупца.
– Ты вовсе не глупый. Все думают, что ты хороший сын. Но сейчас, если ты настоящий последователь Учителя, тебе следует простить ее и любить ее еще больше, потому что ты узнал о ее страданиях.
Епископ посмотрел на дверь.
– У меня будет совещание, Естевайо. Пожалуйста, пройди в мою внутреннюю молельню и попроси у Магдалины прощение за свое жестокосердие и нежелание прощать.
Выглядя более жалко, чем озлобленно, Квим прошел сквозь занавес во внутренние покои епископа.
Секретарь епископа открыл другую дверь, и в комнату вошел Говорящий от имени Мертвых. Епископ не встал. К его удивлению, Говорящий встал на колени и склонил голову. Так поступали католики при официальном представлении епископу, а Перегрино не думал, что Говорящий воспринимает визит как представление. Тем не менее человек стоял на коленях и ждал, поэтому епископ поднялся, подошел к нему и протянул руку для поцелуя. Даже после этого Говорящий остался коленопреклоненным, пока наконец Перегрино не сказал:
